♫ сплин // передайте это гарри поттеру, если вдруг его встретите;
♫ the killers // in the car outside;

✦ solomon «sol» niven ✦
СОЛ НИВЕН, 40 // OSCAR ISAAC // ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АДВОКАТ  // МУЖ
маглы совсем охренели, гарри
мир почернел от дыма и гари
если б ты видел все эти хари
ты бы разбил очки

Юношеский идеализм новоиспечённого выпускника школы права обламывается зубами о паскудную действительность ещё в первые два года реальной практики, растирая в труху последние крохи детской наивности вместе с выпестованной за просмотром кинокомиксов и спагетти-вестернов 60-х на vhs-кассетах верой в справедливость, которые он каким-то чудом умудрился сохранить в Америке уже совсем другой эпохи, редко бывающей благосклонной к мечтателям без гроша за душой.
На смену юношескому идеализму, детской наивности, подростковой вере в справедливость приходят злость и упрямство, которое он предпочитает называть принципами. Политические координаты отплывают из размытого «за всё хорошее» куда-то в направлении налево, костенеют, укореняясь в не слишком удобных для них пазах, с каждым годом всё более неудобные взгляды, которыми Сол никогда не стесняется поделиться.
Неизбежное выгорание не идёт на пользу характеру - у него дурная слава, как в полицейском участке, так и в суде. Слава человека, с которым непременно будет сложно. Слава человека, который объявится, размахивая томиком Конституции США в траурной чёрной обложке, как Библией или Торой, и растянет последующим выступлением твой - и свой собственный - рабочий день до бесконечности, ни капли этого не стыдясь. Слава Дон Кихота спрингфилдского разлива, последней надежды всех угнетённых, непримиримого борца с ветряными мельницами.
Человека, который будет защищать наркоторговцев, но не насильников. Человека, которому постоянно говорят «Тебе бы жениться, Сол, может, хоть чуток успокоишься», но которому на самом деле категорически не рекомендуется создавать семью.
Бог знает, как женитьба и семья с ним всё-таки случаются, но успокоиться это не помогает.

Больше, чем то, как много Сол работает, впечатляет только то, как мало он зарабатывает, но Галатее Кэррадайн оказывается на это как будто бы наплевать. Тею не смущают ни то, что половина свиданий оказывается сорвана за полчаса до начала, ни необходимость переехать вслед за супругом в Спрингфилд, ни то, что заваленный бумагами тесный кабинет в арендованной в типовой бетонной коробке конторе с шторами-жалюзи и барахлящей кофемашинкой видел куда больше его ночей, чем собственный дом. По крайней мере, поначалу.
По крайней мере, до тех пор, пока ей впервые не попадается под руку ещё одно письмо с угрозами, подобные которому ему шлют чуть ли не каждую неделю.
Кажется, когда-то очень давно его это тоже пугало. Солу сложно вспомнить, когда это было.

У Сола дурная слава в полицейском участке и местном суде. У Сола несколько сотен доброжелателей, смешавшихся за годы практики в один смутно опасный образ, неизбежные издержки профессии - он же знал, куда идёт? Знал. Не знала Галатея.
Галатея, которая совсем скоро учится принимать эти письма с небрежным хладнокровием ко всему привыкшего человека. Галатея, которая прекрасно справляется самостоятельно с заменой колеса машины, сезонными болезнями и домашними заданиями детей, счетами за электричество, культурной программой на выходные и семейными ужинами. Галатея, которая стабильно навещает его в больнице, когда очередной потенциальный оппонент в зале суда берётся за пистолет. Галатея, которая не упрекает его никогда и ни в чём.
Когда Тея, кажется, впервые за много лет срывается в истерику и вдруг позволяет себе разрыдаться на глазах Сола, уродливо размазывая по лицу сопли, он оказывается так шокирован, что не сразу находится с ответом и не может придумать подходящих случаю утешений.
Солу привычно спасать мир. Но, как оказывается, собственный брак он в рамки этого мира включить забывает.

Тем же вечером у них в доме вылетают разом все лампочки. В три часа ночи оглушительно хлопает бывшая всё это время закрытой дверь.

Всем описанным выше дело, конечно, не ограничивается, но я решила всё-таки не превращать заявку в роман, оставив самое главное. Чуть более структурированную информацию можно почитать у меня в анкете (доступна для зарегистрированных пользователей), а ещё, конечно же, всегда можно спросить - я обязательно откликнусь и расскажу более подробно.
Важное уточнение #1: Сол не плохой супруг и не плохой отец, да и человек в целом тоже, но с ним сложно. Его донкихотство и тяга к справедливости - это именно совершенно искреннее и целиком альтруистичное желание как-то менять этот поганый мир, граничащее порой с синдромом спасателя (и регулярно переходящее эту грань). Его резкие и неудобные взгляды - это именно его реальные взгляды, уже укоренившееся мировоззрение, укладывающееся в довольно чёткий и редко сбоящий моральный компас. Его стремление из раза в раз выбирать работу вместо семьи продиктовано не отсутствием любви и чуткости, а этой одержимостью. И Сол правда старается.
Важное уточнение #2: да, это история про призраков, как вполне материальных, так и призванных неразрешёнными противоречиями, которых в какой-то момент становится слишком много.
Как говорится, для остального есть мастер кард гостевая и моя личка. Очень-очень вас там жду.

♫ laurel // happy man (triple j like a version);

✦ maria ✦
МАРИЯ, ~30 // ADRIA ARJONA // СОЦРАБОТНИЦА, СОВЕСТЬ НОРТГЕЙТА* // ЕСЛИ БЫ МЫ ЗНАЛИ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, НО МЫ НЕ ЗНАЕМ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ
I'm a troubled man, I'm changed by the things I do
True but it's funny how they all remember you
It all could be different, try to do something new
Give it everything, oh, wanna be a happy man too
Гарри всё ещё с трудом даётся осознание того факта, что Нортгейт оказался в состоянии породить такого человека, как Мария.
Она лавирует между пустыми шприцами, использованными презервативами, размазанным по асфальту кровавой абстракцией дохлыми голубями и набрякшим серым небом, отражённым в бензиновых лужах, похожая на метафору или вызов. Что-то слишком красивое для этого места, слишком правильное и чистое - неудобные лодочки на разболтанном каблуке, готовом подломиться ещё через десяток шагов, мешковатый асфальтовый костюм с юбкой-карандашом, залитый лаком и истыканный шпильками пучок на макушке и намеренно голое, ненакрашенное, но всё ещё вызывающе красивое лицо.
Олицетворение сдержанности, серьёзности намерений и, если угодно, последнего шанса. Живое подтверждение того, что система ещё способна давать сбои - среди казённого канцеляризма, бумагомарания и крючкотворства, где сходящиеся показатели значат несравнимо больше, чем реальные человеческие жизни, ещё способны появляться люди вроде неё.
Рано или поздно система их сломает, обглодает до кости, выжжет напалмом то, что когда-то горело в глазах ярче самых ярких из звёзд, оставив после себя безразличный ко всему пепел. Но пока Мария ещё здесь.
Посередине между распятым на улицах Нортгейта Иисусом Христом и покосившимся бабушкиным распятием на стене родного дома, где дребезжат задорным техано Selena y Los Dinos и шипит помехами старенький телевизор, выцветают в жёлтый кружевные салфетки и все попытки Марии хоть как-то это убожество облагородить. Сделать его если не раем на земле, то чем-то терпимым - если не для себя, то для детей.

Оказавшись у Марии впервые, Гарри охуевает - косящее с потолка распятие висит над головой неозвученным вслух упрёком, соседствуя с какими-то, блять, цветочками, комбинирующимися в композиции из сухоцветов в банках из-под колы и покоцанных вазах, домашним мылом причудливых форм, дешёвыми репродукциями художников-пейзажистов, книгами в мягких обложках и вязаными пледами. Всё вокруг слишком женское, чистенькое, пахнущее кондиционером с лавандовой отдушкой и масляными духами, отчаянно кричащее о попытках хозяйки себя обуютить и превратить в какое-то подобие дома. Всё время, что Гарри проводит здесь, он боится что-нибудь разбить.
Их отношения провисают намеренной неопределённостью и трижды подчёркнутым жирным отсутствием каких-либо ожиданий, спать друг с другом - не значит встречаться, а уж тем более, упаси боже, строить планы на будущее. У Марии нет времени на то, чтобы снова становиться реабилитационным центром для взрослого мужчины. Ей хватило. Сейчас - точно хватило. Гарри, вроде как, и так всё устраивает.
Марии с ним удобно, планка в Нортгейте традиционно невысокая - для того, чтобы согласиться делить с мужчиной постель и быть этим выбором вполне довольной, вполне достаточно того, что он не сидел, не привлекался, никак не связан с наркотиками и не имеет привычки поднимать на тебя руку. Гарри становится первым в череде многих, кто ни разу не пытался её к себе привязать. Не критиковал её работу и жизнь. Не воображал себя кем-то большим. Не пытался лезть в её семью и воспитывать её дочь.
Прекрасный любовник «для здоровья», непродолжительные встречи с которым можно с лёгкостью вписать в свой график и вычленить из него без потери чего-то важного. Ничего большего.
Нет, больше никогда Мария не будет тянуть работу в жизнь и пытаться кого-то спасти.

И всё же иногда ей хочется встряхнуть Гарри за плечи, отвесить смачную оплеуху, заглянуть в его вечно нетрезвые, ко всему безразличные глаза и спросить, какого чёрта.

Я помню того мальчика с горящими глазами, ещё не покрывшимися слоем пепла, Гарри. Я помню, каким ты был ещё десять лет назад.
У тебя были все шансы, Гарри. Перед тобой лежал весь грёбаный мир.
Так какого чёрта ты не можешь даже попытаться?

Вышло как-то очень сумбурно, но иначе я бы писал эту заявку ещё год.
Если вкратце: Гарри с Марией, как можно понять, любовники и всячески культивируют иллюзию того, что дальше постели их отношения не заходят, потому им это не нужно и вообще, хотя на самом деле всё куда сложнее. В жизнь друг друга они стараются особо не лезть, но, чем дольше это всё продолжается, тем больше хочется (тем не менее, отрицание наше всё). Когда-то в детстве они были соседями и почти друзьями, так что прекрасно помнят, какими были раньше, но по большей части предпочитают об этом не вспоминать.
Мария уже неоднократно обжигалась об отношения с откровенно ненадёжными мужчинами и к повторению не стремится. Гарри пьёт, тоскует, не хочет себя всего такого пьющего и тоскующего кому-то навязывать, а уж тем более лезть в чью-то уже существующую семью, в которой боится всё испортить. И нет, реабилитационным центром для него Мария не станет, потому что так это не работает - но станет тем, ради кого можно будет попытаться. Чем-то хорошим и светлым, ради чего вообще стоит как-то жить эту жизнь.
Ребёнок Марии вполне может быть сыном, мне не особо принципиально, возраст и что там была за история с её/его отцом - на ваш вкус (к Гарри он никакого отношения не имеет, если что). Фамилия остаётся на ваш выбор, имя менябельно, внешность, в принципе, тоже, хотя не вижу особого смысла искать от добра добра. Пожалуйста, если захотите взять роль - скиньте мне сперва в личку какой-нибудь ваш пост любой тематики, чтобы я мог примерно понять, сможем ли мы сыграться.
*Профессия может быть другой, но это совершенно точно что-то разумное-доброе-вечное с фокусом на спасение утопающих и высоким шансом полного профессионального выгорания к сорока годам